Книга только для ознакомления
.
Все звуковые качества каждого слова и строфы поднимались до своего
полного, томительного и щемящего выражения. Был ли то Берне с его песней о
Джоне Ячменное Зерно, блоковская "Донна Анна" или пушкинское "Для берегов
отчизны дальней... " - что бы ни читал Багрицкий, его нельзя было слушать
без сжимающего горло волнения - предвестника слез.
Из порта мы пошли на Греческий базар. Там была чайная, где выдавали к чаю
сахарин, ломтик черного хлеба и брынзу. С раннего утра мы не ели.
В Одессе в то время жил старый нищий. Он наводил страх на весь город тем,
что просил милостыню не так, как это обыкновенно делается. Он не унижался,
не протягивал дрожащую руку и не пел гнусаво: "Господа милосердные! Обратите
внимание на мое калецтво!"
Нет! Высокий, седобородый, с красными склеротическими глазами, он ходил
только по чайным. Еще не переступив порога, он начинал посылать хриплым,
громовым голосом проклятья на головы посетителей.
Самый жестокий библейский пророк Иеремия, прославленный как
непревзойденный мастер проклятий, мог бы, как говорят одесситы, "сойти на
нет" перед этим нищим.
- Где ваша совесть, люди вы или не люди?! - кричал этот старик и тут же
сам отвечал на свой риторический вопрос: - Какие же вы люди, когда сидите и
кушаете хлеб с жирной брынзой без всякого внимания, а старый человек ходит с
утра голодный и пустой, как бочонок! Узнала бы ваша мамаша, на что вы стали
похожи, так, может, она бы радовалась, что не дожила видеть такое
нахальство
|
