Книга только для ознакомления
. - Скажите пожалуйста.
- Мне тоже влетело - на четверо суток... Одним словом; новости старые.
Ромашову казалось, что голос у него какой-то чужой и такой сдавленный,
точно в горле что-то застряло. "Каким я, должно быть, кажусь жалким!" -
подумал он, но тотчас же успокоил себя тем обычным приемом, к которому
часто прибегают застенчивые люди: "Ведь это всегда, когда конфузишься, то
думаешь, что все это видят, а на самом деле только тебе это заметно, а
другим вовсе нет".
Он сел на кресло рядом с Шурочкой, которая, быстро мелькая крючком,
вязала какое-то кружево. Она никогда не сидела без дела, и все скатерти,
салфеточки, абажуры и занавески в доме были связаны ее руками.
Ромашов осторожно взял пальцами нитку, шедшую от клубка к ее руке, и
спросил:
- Как называется это вязанье?
- Гипюр. Вы в десятый раз спрашиваете.
Шурочка вдруг быстро, внимательно взглянула на подпоручика и так же
быстро опустила глаза на вязанье. Но сейчас же опять подняла их и
засмеялась.
- Да вы ничего, Юрий Алексеич... вы посидите и оправьтесь немного.
"Оправьсь!" - как у вас командуют.
Ромашов вздохнул и покосился на могучую шею Николаева, резко белевшую
над воротником серой тужурки.
- Счастливец Владимир Ефимыч, - сказал он. - Вот летом в Петербург
поедет... в академию поступит.
- Ну, это еще надо посмотреть! - задорно, по адресу мужа, воскликнула
Шурочка
|
