Книга только для ознакомления
. Но любые разговоры сразу пресекались
охраной, а динамик потом читал наставления о Добродетели Многотерпения.
Фойл знал записи наизусть, каждое слово, каждый шорох и треск ленты. Он
возненавидел эти голоса: всепонимающий баритон, бодрый тенор, доверительный
бас. Он научился отрешаться, работать механически. А вот перед бесконечными
часами одиночества он оказался беспомощен. Одной ярости тут не хватало.
Фойл потерял счет дням. Больше он не перешептывался в Санитарии. Его
сознание оторвалось от реальности и куда-то медленно и бездумно плыло. Ему
стало казаться, что он снова на "Номаде", опять дерется за жизнь. Потом и
эта слабая связь с иллюзией оборвалась. Все глубже и глубже он погружался в
пучину кататонии, в лоно тишины, в лоно темноты, в лоно сна.
То были странные, быстротечные сны. Однажды ему явился голос
ангела-спасителя. Ангела-женщины. Она тихонько напевала. Трижды он слышал
слова: "О, боже...", "Боже мой!..", и "О..."
Фойл падал в бездонную бездну и слушал.
-- Есть выход, -- сладко нашептывал в его уши ангел. Голос ангела гнева
был мягким и нежным, и в то же время горел безумием.
И внезапно, с безрассудной логикой отчаяния, Фойл осознал: выход есть.
Глупец, он не видел этого раньше.
-- Да, -- прохрипел он. -- Есть выход. Послышался сдавленный вздох. --
Кто это?
-- Я, -- сказал Фойл. -- Это я, не кто иной
|
