[Культура] Большим событием для российского кино этого года стал выход фильма всемирно известного голландского режиссера Йоса Стеллинга «Душка», главную роль в котором исполнил Сергей Маковецкий, а часть финансирования взяла на себя российская сторона.
Сергей Сычев встретился с Йосом Стеллингом во время его приезда в Москву, куда Стеллинга пригласили быть председателем жюри кинофестиваля «Завтра».
вопрос: Почему между вашими фильмами дистанция в несколько лет?
ответ: Тому есть несколько причин. Во-первых, для таких фильмов, над которыми мне интересно работать, нужно много денег. Это вообще всегда сложно, когда речь идет не о жанровом кино. Во-вторых, мне очень нравится тот период, когда ты только думаешь о будущем фильме, представляешь его, и этот процесс никогда не кажется слишком долгим. В-третьих, если говорить о перерыве между последними двумя фильмами, я купил здание бывшего полицейского участка и перестроил его в культурно-развлекательный центр, не имея никакой поддержки со стороны государства. На это ушло много времени и сил.
в: Как вы находите деньги на свои фильмы?
о: Мир кино наполнен противоречиями. Каждый уверен, что только он знает, как все должно быть. Убедить кого-то участвовать в производстве авторского кино и в том, что кино должно быть разным, очень сложно. Потому что делать фильм — это всегда риск. Особенно если, как в моем случае, фильм строится не на сценарии, а на личности. Я собираю деньги по крохам. Немного частных средств, немного субсидий, в том числе, как в этот раз, из России, авансы от кинотеатральных прокатчиков, которые потом вернутся им от сборов.
в: С каким продюсером вам удобнее всего работать?
о: С самим собой. Раньше я всегда продюсировал свои фильмы сам. Кроме последнего фильма. Я не смог сработаться с голландским телевидением, и мне пришлось искать продюсера на стороне, чтобы он сам с ними договаривался. С нашими телевизионщиками договариваться всегда невыносимо тяжело. Нужно начать с того, что они терпеть не могут кино. Поэтому я с ними даже говорить не могу. Телевидение всегда противостоит кинематографу. А вообще, продюсер и режиссер в авторском кино — это что-то вроде семейной пары с очень странными взаимоотношениями. Скажем, у Алекса ван Вармердама продюсером может быть только его родной брат. Больше никто. Потому что это сложно.
в: Вы, пожалуй, единственный режиссер в современном игровом кино, который убедительно доказывает, что в кино можно обходиться без слов. Вы чувствуете, что совершаете насилие над собой, когда ваши герои начинают говорить?
о: Да, я не очень люблю болтовню. Ведь есть очень много способов показать человеческие чувства другими способами. Когда не нужно отвлекаться на диалоги, можно заметить столько прекрасных вещей! Кино — это музыка для глаз, для сердца, это язык души, а не язык ума. Хороший диалог всегда лжив, в нем всегда не хватает искренности.
в: В ваших фильмах часто основной является тема вторжения чужака, варвара в личное пространство цивилизованного героя. Почему это важно для вас?
о: Фильм — никогда не история об актерах, это работа с архетипами. Важны не персонажи, а пространство между ними. Это пространство я представляю зрителю. Самый главный герой — не на экране, а в зрительском кресле. Как в театре марионеток, важны отношения, возникающие между куклами. На этом я всегда стараюсь сконцентрироваться. Если речь идет о двух персонажах одного возраста или одного пола, то речь на самом деле об одном и том же человеке. Если у меня на экране находится человек, то мне нужен еще один для того, чтобы показать эго и альтер эго. Только так можно раскрыть характер. Например, в «Душке» главный герой, кинокритик, приближается к женщине, которая ему нравится, — и тут появляется Душка и своим существованием обнаруживает для Боба и для зрителя, что герой слишком стар для этой женщины. Душка — это ничто, символ одиночества. В каком-то смысле символ смерти. Он приходит как призрак смерти, который призван помочь человеку осознать некие жизненно важные вопросы. Это моя личная точка зрения, я не хотел бы навязывать ее зрителю, потому что каждый имеет право на свое понимание. Внешняя фабула, в том числе вопросы Востока и Запада, не имеет значения, когда речь идет об экзистенциальных вопросах.
в: Поэтому торжество плоти в ваших ранних фильмах постепенно сменяется аскетизмом?
о: Мои первые фильмы были, я бы сказал, приключенческими. Фильмы о Средневековье в Европе — это как вестерны для Запада. Там есть деление на плохое и хорошее и конфликт между ними. Это хороший способ обозначить ориентиры. Но постепенно я пришел к другому кино. Думаю, что единственное, что роднит все мои фильмы, — это одиночество.
в: А русские зрители вас чем-то удивили?
о: Русские более требовательны и больше стараются всматриваться в фильм. И они смеются там, где голландец остался бы серьезным, даже грустным, потому что он прагматик. Я даже специально привозил из Голландии своих друзей, чтобы они увидели, как надо смотреть кино. Они никак не могли поверить, пока сами не убедились: русские смеются и плачут там, где мы просто смотрим.
в: В чем специфика работы с русскими актерами?
о: Когда я работал в Киеве, меня очень удивляло, что меня все боятся. Особенно когда совершают какую-то ошибку во время съемок. Они так боятся, что пытаются ее скрыть. Когда я нахожусь на съемочной площадке, то главной своей целью считаю заставить людей чувствовать себя хорошо. Но я не могу работать с актером, который скрывает от меня свои ошибки! Вся команда — это друзья. Сделал ошибку — давай попробуем еще, ничего страшного. От Маковецкого и от некоторых других актеров я узнал, что русские режиссеры обычно ведут себя как диктаторы. Они якобы знают все. Маковецкий снялся в 66 фильмах, а я снял всего 12. Я сказал ему, что это мне нужно у него учиться, поэтому я хочу, чтобы он продемонстрировал все свои возможности. А я из них выберу самое лучшее. Молодые режиссеры стараются выразить фильмами свое существование, а те, кто постарше… нет, буду говорить только о себе: я стараюсь сделать жизнь лучше, сделать больше, чем я сам. Чтобы люди вокруг меня стали счастливее.
в: Ваше изображение российской глубинки настолько точно и саркастично, что на это не отважился бы ни один русский режиссер. Кто вас консультировал?
о: Никто. Я так много раз это сам видел, что никого не понадобилось. Тут, кстати, стоит упомянуть еще об одной русской черте. Только русские способны быть настолько самоироничными. Но при этом они позволяют шутить над собой только себе и очень тревожатся, когда это делает кто-то со стороны. Русских очень волнует, что о них думают в других странах. Однако мне столько раз говорили, что я совсем обрусел в душе, в характере, я подумал, что раз я русский, то имею право на самоиронию.
в: Русский актер в роли русского персонажа — это желание российских инвесторов?
о: Отчасти — да. Но это решение, которое было принято и по тысяче других причин, которые постепенно убеждали нас, что иначе и быть не может.
в: Не боитесь ли вы, что после этого интервью я найду ваш голландский адрес?
о: Есть немного. Но у меня, в отличие от главного героя, есть привычка смотреть в окно прежде, чем открыть дверь после звонка. Хотя я знаю, что русские умеют ждать долго.
|