[Культура] Вопрос "зачем?" - он, конечно, тот, который не может не волновать. Потому что должно быть ясно, чем обосновываются те или иные действия, которые завершаются внесением изменений в федеральный конституционный закон. Ясно, что самый уровень этого закона высок - это акт, стоящий рядом с Конституцией, значит, должны быть какие-то веские причины.
Данный случай совершенно поражает тем, что никакие причины для изменений изначально заявлены не были, ничем нынешний действующий порядок – уже теперь, к сожалению, не действующий, а действовавший – не был скомпрометирован. Более того, он получал всегда очень высокую оценку от наших зарубежных коллег - судей конституционных судов, которые говорили, что о таком порядке можно только мечтать, когда политическая власть не вмешивается в назначение руководителей суда. И это, собственно, подчеркивает, что руководители суда (председатель и заместители председателя) не являются политическими фигурами – этого и требует статус судей. Они не политические избранники. Но такие профессионалы, которым судьи могут доверить функцию организации работы и руководство работой суда.
И поскольку их выбирали сами судьи, то ясно, что критерием для выбора такого рода руководителя в прежней процедуре всегда были профессиональные, организаторские качества и личные, конечно, качества, но прежде всего - качества специалиста-правоведа.
Можно ли предполагать, что эти изменения спровоцированы, такими, например, целями, о которых вы спрашивали, то есть желанием "встроить" суд как-то в другие ветви власти? Не связано ли это с тем, что решения, которые суд принимает, могут оказаться более или менее нежелательными для политической власти? На этот счет мы можем только
предположения. Но мне не кажется, что действительно такие мотивы превалируют при принятии данного решения.
Есть какое-то ощущение, что изменять этот порядок нужно было исключительно для того, чтобы решить вопросы чьей-то карьеры. Чьей – еще пока не очень понятно, но более всего именно это может оправдать такой спешный шаг. Он должен был быть сделан достаточно быстро, потому что через три года, когда освободится место председателя Конституционного суда, менять правила игры для уже появившегося очередного претендента на эту должность - это выглядело бы совершенно неприлично. Поэтому решили поменять сейчас. Но ясно, что это подготовка к каким-то планируемым персональным перестановкам в составе руководителей Конституционного суда.
Есть еще более глубинные мотивы, которые, очевидно, можно обнаружить в такого рода шагах: это стремление "защитить" систему назначения председателей других судов от возможного ее совершенствования по образцу, который существовал в Конституционном суде. Речь даже не идет о других высших судах, Высшем Арбитражном суде и Верховном суде Российской Федерации, речь, прежде всего, шла о системе обретения должностей председателями судов во всех других судах. Они ведь тоже назначенцы. Правда, их назначают, начиная с уровня субъекта федерации, уже не Совет Федерации, а сам президент, но, на самом деле, именно этот порядок в последние годы получал много критики. И в ходе преобразований, которые мы продолжаем называть судебной реформой нашего времени, выдвигались предложения, направленные на изменение этого порядка.
Он, действительно, очень плох: судью-председателя назначают на шесть лет, и через шесть лет он может быть повторно назначен на эту должность. Я уж не говорю о том, что двенадцать лет руководства судом для одного человека – это очень много и может оказаться совершенно непереносимым для других судей, которые работают под его началом. Но, кроме того, такой порядок всегда оказывается надежным способом давления со стороны тех, кто назначает повторно такое лицо на должность, для того, чтобы решения, принимаемые в суде под руководством этого лица, были, так сказать, адекватны. И это давно критиковалось, это никакая не новость – то, что председатели судов ретранслируют, собственно, указания, идущие от разной власти – законодательной или исполнительной, или непосредственно президентской. Не обязательно, чтобы это делалось руками главы государства, у него есть для этого свой аппарат, президентская администрация.
И именно чтобы противодействовать такого рода влияниям, имелось в виду заменить порядок назначения председателей других судов на ротацию через выборы самими судьями. Есть письменные тексты таких проектов, они представлены и в администрацию президента, в них предлагается заменить назначение председателей судов их выборами судьями на короткий срок не более двух, максимум трех лет, чтобы на этой должности постоянно происходила ротация, чтобы занимающие ее судьи не успевали обрасти за этот короткий срок ни такими мощными связями с региональными властями, как сейчас часто бывает, ни привычкой брать под козырек перед высшим судейским и не судейским начальством, что тоже отнюдь не редкость.. И тогда председатели выполняли бы только определенную менеджерскую функцию в суде, управления, так сказать, делами суда. За ними не должны были бы сохраняться широкие полномочия, позволяющие им сейчас влиять на положение других судей в подчиненных им судах, а именно по распределению дел между судьями, по представлению новых кандидатов на судейские должности, по определению размеров полагающихся судьям доплат к окладу по инициированию лишения судьи его статуса и так далее.
Если мы характеризуем ситуацию с помощью таких выражений, то нужно сразу задать вопрос: и от чего, и куда?
Лента.Ру
: От демократической процедуры, от независимости суда.
Тамара Морщакова : То есть, в чем сущность этого решения по его, так сказать, потенциальному заряду?
Ясно, что те выборы, которые существовали в Конституционном суде, являли собой более демократическую процедуру, чем введенное назначение. Хотя я уже видела в СМИ совершенно необоснованную позицию
, вице-спикера Госдумы, представителя "Единой России". По его мнению, когда Совет Федерации назначает – то там больше людей голосует, чем девятнадцать судей в Конституционном суде. Поэтому Совет Федерации будет решать этот вопрос в более демократичной процедуре. И эта замена процедуры, следовательно, имеет демократическую направленность. Однако, мягко выражаясь, это недопонимание и явная несуразность, если не умышленная ложь.
Такое недопонимание, извините, надо разоблачать. Ведь Совет Федерации голосует за то, что ему предложено, уже давно практически единогласно. Причем ему не предлагается на выбор несколько кандидатур. Совету Федерации предложат одного кандидата, а что – для сравнения - было в Конституционном суде? Конституционному суду каждый раз предлагалось выбирать из всех девятнадцати судей. Это явно несколько б
о льшая альтернативность, чем выбор из одного. Где тут демократия? Здесь вообще ее нет.
Но это только половина беды. А вторая половина не менее существенна: когда из девятнадцати судьи выбирают лучшего, то выбирают по профессиональным качествам, а когда из одного выбирают одного, причем не профессионалы, а люди, которые не имеют никакого представления об этом кандидате, которого им представляет президент, то это уже совершенно непрофессиональный критерий отбора. Самое важное и самое печальное в таком изменении состоит в том, что теперь , по существу, председатель Конституционного суда и его заместители будут политическими назначенцами. Никаких критериев для Совета Федерации при решении этого вопроса не существует, кроме одного – что этот человек предлагается президентом.
Лента.Ру
: Однопартиец Вячеслава Володина,
, спикер Госдумы, предлагал еще одно обоснование: что это изменение процедуры назначения председателя Конституционного суда направлено на повышение его статуса.
ТМ : Нет, конечно, повышения статуса не произойдет. Председателя будет предлагать Совету Федерации Президент. Чей статус и каким образом в Конституционном суде может быть повышен таким путем? Ведь судьи Конституционного суда уже назначены Советом Федерации по представлению президента. То есть если Совет Федерации или спикер Госдумы считают, что это дает судьям высокий статус, то они с момента назначения в суд приобрели именно такой высокий статус, они его уже имеют. Дополнительное в этой процедуре лишь то, что и председатель будет предложен президентом - из тех, кого уже раньше Совет Федерации по предложению президента назначил судьями. Прибавляется ли что-либо к этому статусу и в чьих глазах – в глазах общества или в судейском сообществе вообще, или в Конституционном суде в частности?
То, что какого-то судью еще раз предложит президент, теперь уже на руководящую должность – да, это, очевидно, должно его сделать в глазах других судей более приближенным к президенту. Включенным, если хотите, в президентскую команду. А далее мы должны поставить вопрос: включение председателя Конституционного суда (если хотите, главы судебной власти в Российской Федерации) в команду президента добавляет что-либо к статусу судебной власти и председателя Конституционного суда? Я думаю, что это добавляет только отрицательные качества, потому что показывает, что высшее должностное лицо в судебной власти становится более зависимым. Что он включен, пусть даже неформально, в команду. В команду, которая отнюдь не судебную власть олицетворяет, а президентскую. Для суда, для реализации принципа разделения властей, который в Конституции закреплен, для самостоятельности и независимости судебной власти в системе этого разделения властей - это явное понижение статуса.
Я не знаю, где учат такому пониманию правового государства, или товарищ Лук, задающий такой вопрос, осознанно отрицает необходимость разделения властей. К этому нас приучали многие десятилетия нашей истории. Но без разделения и самостоятельности властей правовая государственность неосуществима, потому что при неразделенной власти последняя всегда стремится к чему? Она всегда стремится к неограниченной власти, то есть осуществляемой без какого-либо контроля. Это чревато не только авторитаризмом, но и тоталитаризмом, если власть в одних руках, когда для нее нет ни запретов, ни сдерживающих противовесов. Произвол власти может быть ограничен и сбалансирован только реальным разделением властей. Это признала наша Конституция. Это признает наша действующая власть. Зачем же "беспокоится" о единстве нашей действующей власти больше, чем это может себе открыто позволить она сама?
Власть всегда стремится наращивать свои властные полномочия. Поэтому в Конституции закреплен не только принцип разделения властей, но еще запрет узурпации власти. Реализовать этот запрет можно только на основании определенных сдержек и противовесов в системе разделения властей. И главным противовесом здесь всегда выступает судебная власть.
Неужели кажется, что у нас недостаточно именно единения законодательной власти, исполнительной власти, тем более, при полном их единении и с президентской властью? Этого мало? Как же тогда защищать нарушенные права и законные интересы, если суд забудет о своей особой задаче обеспечивать права граждан, в том числе от угроз притеснений со стороны представителей государства?
Вы знаете, мировой опыт очень разный. Есть в разных странах разные системы назначения. Но они все сбалансированы: при назначении не должно быть превалирования воли какого-то одного лица, одной государственной структуры, одной ветви власти. Кроме того, почему мы в каких-то отношениях хотим сравнивать себя с другими западными образцами, а в каких-то не хотим? Разве в развитых демократиях существуют фактически однопартийные парламенты, разве нижняя и верхняя палаты парламента не контролируют друг друга, а непрерывно единогласно друг за друга голосуют, без реальных обсуждений и внутрипарламентской борьбы. Это у нас парламент – не место для дискуссий, с легкой руки спикера Госдумы господина Грызлова. Это совсем другая ситуация.
Да, мы хотели узнать, как действует в других странах институт конституционного правосудия, когда создавали Конституционный суд в России. А в "Российской газете" господин Гребенников, называющий себя конституционалистом, бывший депутат Государственной Думы, пишет, что Конституционный суд – вообще не очень продуманное явление, нам не очень нужное, тем более, еще стремящееся к самостоятельности. Что его предусмотренные законом компетенции следует ограничить, что его решения не должны быть обязательны для других судов. И при этом совсем не учитывается западный опыт, где конституционное судопроизводство расценивается как самая высшая форма, обеспечивающая баланс в системе разделения властей, как судебный конституционный институт, который всегда может сказать и судам, и законодателю "нет". И последний даже представить себе не может, что решение Конституционного суда не будет немедленно выполнено. Причем никто не говорит, что это ограничивает полномочия законодательной власти, как об этом написал во вчерашней газете господин Гребенников. Конституционный суд ФРГ отменяет и решения других судов, если они не согласуются с Конституцией страны, а мы годами добиваемся, чтобы в судебной практике перестали применяться неконституционные нормы.
В одном случае эти аналогии нам интересны, в другом – неинтересны. Допустим, в Германии не бывает, чтобы одна палата назначала все руководство Конституционного суда. В одни выборы одна палата назначает председателя, другая палата назначает его заместителя. На следующий раз все меняется: другая палата, которая прежде назначала председателя, уже не назначает его, а это полномочие переходит ко второй палате парламента.
Есть много вариантов, но нет ни одного такого, в котором нет альтернативы при назначении, или не учитывается мнение самой судебной власти. Когда назначают судей в парламенте, то ему представляется судейским сообществом список кандидатов. У нас где такой список? Кто-нибудь спрашивал у Конституционного суда в последнее время о его рекомендациях на должности судей? Кто у нас озабочен следованием такой формуле закона, что выдвигаться в Конституционный суд должны только те, кто обладает признанным авторитетом в области права? Кто-нибудь применял хотя бы такие общеизвестные методы, как изучение частоты ссылок на работы данного кандидата в научной литературе? У нас этого нет. Но уже прозвучало в устах тех, кто в СМИ пытается постфактум мотивировать изменения, внесенные в процедуру назначения председателя КС (наконец, нашлись аргументы!): "В других странах это происходит в парламенте – и ничего страшного".
Конституционный суд никакие решения не рассматривает по собственной инициативе. Вместе с этими предложениями об изменении уже обсуждались достаточно широко и такие вопросы: а может ли вообще Конституционный суд проверять федеральные конституционные законы? Кому-то хочется, чтобы Конституционный суд этого делать не мог. У него есть полномочия проверять федеральные конституционные законы. Но у него нет полномочия проверять что-либо по собственной инициативе. Он не может инициативно начать процесс, и это правильно. Потому что когда Конституционный суд решал бы вдруг по своей инициативе вопрос о признании закона неконституционным, он бы абсолютно явно становился игроком на политической арене. Выбор момента, когда проверяется конституционность, - это выбор политический, это выбор целесообразного момента и целесообразного порядка политического решения. И поэтому, конечно, Конституционный суд по своей инициативе ничего проверить не может.
А могут ли обнаружиться заявители на этот счет? Могу проанализировать, опять же, закон: никакой гражданин не может обратиться в Конституционный суд с жалобой на этот закон, потому что в его конкретном деле закон о выборах председателя Конституционного суда никогда не может "сыграть", так сказать, он не может быть применен. А кто может обратиться? Президент? Да, может. Но он предложил эти поправки. Совет Федерации и Государственная Дума могут, но они приняли эти поправки.
Лента.Ру
: А, например, губернатор какой-нибудь?
ТМ : Могут и губернаторы, может даже законодательное собрание региона, но вы знаете, эти субъекты права обращения в Конституционный суд даже по поводу своей собственной судьбы в Конституционный суд не обратились...
Я давнишний сторонник того, чтобы всех высших должностных лиц в судах выбирали сами судьи. Я не предлагаю сейчас ввести порядок выборов председателя Высшего Арбитражного суда и Верховного суда Российской Федерации. Я понимаю, что это могло бы иметь только отрицательные последствия. Тем более, что люди, которые сейчас находятся на этих постах, приобрели свои должности в другом режиме. И правовой статус действующих должностных лиц в судах, как и самих судей, вообще принципиально недопустимо менять. Те, кто приобрел свой статус на одних началах, не могут быть подвергнуты таким вот набегам с целью изменения этого правового статуса. Это недопустимо с точки зрения общеправовых принципов.
Но если мы выбираем процедуру на будущее, то тогда, конечно, лучшей процедурой могла бы быть только процедура выборов самими профессионалами. Подумайте, судью видно в Конституционном суде только тогда, когда он работает в судебном совещании. В судебном заседании судьи молчат, они не имеют права выражать свое мнение, это требование к судам. Любой их шаг, обнаруживающий позицию судьи, является просто нарушением закона. Судья не имеет права выражать свое мнение до того, как проведено голосование по делу. Но именно голосование по делу, именно выработка решения вместе с мотивами по делу, а это то, что защищается от глаз всех тайной совещания, подвигают каждого судью к оценке своих коллег. Они учитывают и работоспособность, и профессионализм, и силу аргументов, и логику, и способность работать коллективно, психологически способствуя организации необходимого обсуждения – все эти критерии могут оценить только сами судьи. Кстати, исходя и из общей эрудиции - судья, который имеет шанс получить от своих коллег поддержку, должен быть универсально образован, в том числе в области права. Конечно, это могут оценить только сами судьи, которые, реализуя коллегиально свои профессиональные знания, имеют и достаточную информацию друг о друге.
Голос председателя суда в процессе ничего не решает. Например, при четном количестве судей в составе суда возможно, что голосование выявит равный расклад голосов - пятьдесят на пятьдесят процентов - за и против какого-то решения. И даже в этой ситуации голос председателя в КС не имеет особого большего значения. И судьи будут вынуждены до тех пор обсуждать вопрос, пока кто-то из них не склонится к другой позиции и решение не получит большинства голосов. Простого большинства голосов. По некоторым делам, правда, по таким как толкование Конституции, нужно получить две трети голосов... Но при этом голос председателя не имеет никакого дополнительного веса.
Бывает какое-то человеческое, внепроцедурное влияние, бывает влияние, которое связано с авторитетом личности, к кому-то прислушиваются больше. Но это всегда существует при обсуждении вопросов в разных так называемых "малых группах", принимающих решения, может повлиять личный авторитет. Но ведь этот авторитет складывается на основе профессионализма, а не на основе приказа. Кто-то умеет быть более убедительным, вот и все. А принудить кого-то председатель Конституционного суда ни к чему не может. Просто он приобретет теперь роль большего ретранслятора политической воли. Как (повторюсь)член какой-то определенной политической команды.
Кроме этого, ведь у председателя есть еще и представительские функции. Например: кто от имени Конституционного суда должен выразить позицию Конституционного суда по какому-нибудь вопросу, по которому Конституционный суд может высказаться? Конечно, это председатель. В таких случаях председатель часто действует (и в большинстве случаев должен действовать) по уполномочию судей Конституционного суда. Но уже ясно, что он не может обойтись просто менеджерскими функциями. За ним стоит весь авторитет суда. Он представляет судей. А для того, чтобы он представлял судей, он должен судьями избираться. Иначе и эта роль ставится под сомнение.
Вы знаете, это вопросы, которые могут интересовать меня как гражданина, но совершенно не как юриста, профессионала и, более того, я не могу по этому поводу высказываться, потому что это было бы каким-то политическим актом, и перспективы политические я оценивать тоже не хочу. Вообще я считаю неблагодарной функцией – предполагать, гадать, прогнозировать. Может быть, у нас есть специалисты-прогнозисты , пусть они этим занимаются. Хотя, как известно, ясновидцев, как и очевидцев, во все века сжигали на кострах.
Но дело в другом. Здесь есть некий юридический аспект. Независимо от того, кто и как позиционировался на каких-то выборах, это вопрос не личной позиции, это вопрос конституционной позиции. C этой точки зрения, нужно сказать, что наша Конституция - хороший основной закон. Он лучше наших политиков, он лучше нашей реальной власти. Конечно, он определяет для нас идеал, к которому мы должны стремиться. Конституция - это всегда программа. Если говорить о перспективах, то наши перспективы, к которым мы собирались стремиться, определены Конституцией Российской Федерации. Судья Конституционного суда должен стоять на такой позиции - он должен отстаивать эти перспективы конституционного развития.
Согласно Конституции, мы должны быть демократическим правовым социальным государством. Базу для оценки перспектив дает ответ на вопрос, насколько любое изменение, вносимое в закон, отвечает этим целям и характеру государства, заложенным в Конституции. Лично я исхожу из того, что, согласно российской Конституции, мы взяли на себя ответственность придерживаться и своих публичных международных обязательств, которые Россия объявила частью своей правовой системы. В современном мире при заключении международных договоров государства всегда оговаривают, что достигнутый внутри национальной общественной и правовой системы уровень демократического развития и гарантированных прав и свобод не должен снижаться. Такая позиция была принята Россией при нашем вступлении в Совет Европы, подписании Европейской конвенции.
Мы можем себе позволить оценить и конкретный шаг законодателя с точки зрения этой позиции. Конечно, наши международные обязательства не заставляют нас выбрать какую-то определенную систему назначения председателей судов. Но если мы что-то сделали лучше, демократичнее, то в силу нашей приверженности конституционным и международным обязательствам, действующим в демократическом обществе, не следует от этого отказываться. Члены международного сообщества поддерживают каждую национальную систему в том, чтобы она не откатывалась назад.
Вы знаете, я уже много раз оценивала наше состояние судебной власти.
Я поддерживаю многие проекты, которые сейчас представляются (в том числе и президентом) для улучшения состояния этой власти. Вот сейчас предлагается, наконец, сразу назначать судей на должность пожизненно, а не на три года, как это было до сих пор, что позволяло через три года безмотивно молча прекратить их полномочия, так сказать, удалить из судебной системы.
Есть много таких предложений, они важные. Есть предложение (оно было поддержано, допустим, президентом Российской Федерации на последнем съезде судей Российской Федерации в конце прошлого года) о том, что должна существовать инстанция, которая проверяет решения судов, первый раз разрешивших дело, и с точки зрения правильности установления фактов, и с точки зрения правильности применения права в апелляционном порядке, чего у нас пока почти нигде нет - кроме апелляционных судов в системе арбитража и кроме апелляции по отношению к судебным актам, принимаемым мировыми судьями. Эти изменения необходимы. Если этого не будет, мы ничего не сможем обеспечить.
Государственной программой развития судебной системы предусмотрено, что в каждом судебном заседании должна вестись аудиозапись всего происходящего, чтоб протоколы перестали фальсифицироваться. Иначе нынешняя система судов, проверяющих судебные акты, ничего не может сказать о том, соответствует судебный акт тому, что происходило в суде, или нет.
Я вижу много возможностей для улучшения существующей системы судебных инстанций, для улучшения существующей системы организации руководства судами. Конечно, нужно менять функции председателей судов и порядок приобретения этих должностей. Здесь очень много нужно делать. И комиссии, которые разрабатывают предложения по судебной реформе, тоже не бездействуют, хотя часто предлагают, с моей точки зрения, довольно наивные вещи, думая, что они могут решить задачку обеспечения объективного и справедливого правосудия, вводя декларации о доходах для судей или, например, запрет для судьи находиться в семейных отношениях с представителями таких юридических профессий как адвокаты и так далее. Или вводя какой-то особый порядок рассылки судебных повесток, чтобы они обязательно доходили до тех, кому они направлены. Это, конечно, имеет смысл, но это не то, что меняет характер правосудия. Это не то, что делает его из необъективного объективным. Это не то, что делает его из некомпетентного компетентным. Это не то, что делает суд из зависимого независимым.
Иногда это даже может влиять и в обратную сторону. Декларирование судьями доходов, например, не может проверяться сплошным образом – столько денег и столько проверяющих инстанций нет у страны. А такое выборочное декларирование и выборочная проверка декларирования, наоборот, позволяют судью больше распять. Кто не нравится, того проверять будем и придирки к нему формулировать. С этой точки зрения, есть много того, что нужно в судах устранять для того, чтобы действительно придать им тот статус, который прописан для них в Конституции.
Это общее положение. И в связи с этим должны разные направления судебной реформы продвигаться, в части и подготовки кадров на судейские должности, и их квалификационной аттестации , и усовершенствования процедур ответственности судей, чтобы нельзя было любого неугодного убрать, чтобы это делал действительно независимый орган,чтобы орган, который удаляет судью с должности, лишает его статуса, сам не состоял из таких же судей, которые назавтра тоже могут быть лишены этого статуса столь же легко и просто. У нас сейчас каждый судья может быть лишен этого статуса, потому что основания лишения широки и неопределенны, а орган, который решает этот вопрос, хотя он и называется органом судейского сообщества, квалификационной коллегией, но не состоит из независимых членов. Это судьи, которые участвуют в квалификационной коллегии, и так же зависят от судебной бюрократии, как и те, кто попадает в жернова дисциплинарной ответственности , в жернова процедур лишения статуса. Все это необходимо преобразовать ,иначе судебная система не будет независимой.
А теперь я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что я не захотела услышать и вопроса о процессе над Ходорковским. Я просто как судья не могу судить о процессе, материалы которого я не знаю. О котором, собственно, я знаю не как юрист, а просто как член общества из средств массовой информации и того, что сообщается из зала суда. . У общества есть определенные подозрения в отношении этого процесса. И по тому, как это излагается прессой, они выглядят как минимум достаточным основанием для особого внимания к этому процессу. Хотя бы потому, что уже не один раз объяснялось, что в ходе этой второй судебной процедуры нарушается один из основных конституционных принципов, применяемых к области уголовной ответственности: нельзя судить два раза за одно и то же. Этот принцип является непреложным. Это один из китов уголовного права, в том числе и в части его конституционных основ. Если такие сомнения есть у общества, есть у специалистов, то те, кто ведут этот процесс, должны представить доказательства того, что этот принцип не нарушается. Конечно, это должна делать сторона обвинения, потому что иначе само по себе государственное обвинение будет нелегитимным. Это единственное, что я могу сказать, исходя из принципиальных требований, которые предъявляются к процедурам привлечения любого гражданина к уголовной ответственности. А в конкретном деле должны разбираться суды. В этом могут разбираться суды первой инстанции, суды второй инстанции, наконец, высшей инстанции, в этом может разбираться наднациональная юрисдикция - страсбургская юрисдикция. И я думаю, что все эти инстанции, конечно же, будут включены в этот процесс.
Теперь, я бы сказала, говорить об этом поздно. Поезд ушел, то положение, которое Конституционный суд теперь приобрел, закреплено в федеральном конституционном законе. Опровергнуть этот федеральный конституционный закон с точки зрения Конституции может только конституционное правосудие, то есть Конституционный суд, в процессе, который будет специально по этому вопросу вестись. Предрешать возможность решения такого вопроса, а именно проверки конституционности той или иной нормы, я не могу, не буду и не должно мне это по статусу. И это должны делать люди или представляющие чисто научное сообщество, или уже сами судьи, перед которыми такой вопрос будет поставлен в законных процедурах.
Вы знаете, у меня на этот счет есть моя личная позиция. Почему я должна была для кого-нибудь добиваться смертной казни? Я не выступаю обвинителем по уголовным делам, я никогда не работала судьей в суде, осуществляющем уголовное судопроизводство, где такая казнь может быть назначена. Но у меня есть на этот счет своя позиция, в том числе и как у человека, который работал в Конституционном суде.
Конституционный суд в свое время сказал этому виду наказания "нет". Но я иду дальше, я анализирую текст Конституции. И лично я вот как толкую то, что записано в принципиальных положениях Конституции, в главе о правах и свободах, а также об обязанности Российской Федерации соблюдать свои международные обязательства. Российская Федерация подписала протокол о запрете смертной казни. И несмотря на то, что она его не ратифицировала, она связана им.
Россия уже очень давно ратифицировала Венскую конвенцию о праве международных договоров. Это очень важный договор, универсальный. В статье 62 этой Венской конвенции есть норма, согласно которой любое государство, подписавшее международный договор, впредь до его ратификации или выхода из него не вправе совершать какие-либо действия, которые противоречили бы цели и предмету этого подписанного государством договора. А Российская Федерация подписала Европейскую конвенцию (это было условием вступления в Совет Европы), Российская Федерация подписала протокол номер шесть. Она с этими условиями согласилась. И хотя она не ратифицировала шестой протокол, в силу Венской конвенции о правилах международных договоров, Российская Федерация не может совершать никаких действий, направленных против этих международных договоров, значит, не может применять смертную казнь.
Дальше вопрос стоит такой: смертная казнь продолжает сохраняться в нашем Уголовном кодексе. Уголовный кодекс как простой федеральный закон, согласно Конституции, в приоритете уступает международному договору. Международный договор, даже подписанный, но не ратифицированный, парализует действие этих статей Уголовного кодекса. И в этом смысле мы можем считать, что статья 20 Конституции, на которую часто ссылаются как на конституционное основание наличия смертной казни в нашем уголовном законодательстве, уже утратила свое значение, потому что эта норма была временная, темпоральная, как говорят юристы. В ней написано, что в Российской Федерации смертная казнь сохраняется впредь до ее отмены и требуется обязательно решение вопроса о применении смертной казни судом присяжных, иначе она применена быть не может.
Речь идет не о том, что у нас не везде еще есть суд присяжных, но просто о том, что подписание Россией международного договора, согласно которому смертная казнь отменена, является формой отмены в Российской Федерации такой меры наказания как смертная казнь.
|
