Книга только для ознакомления
.
Последняя смелость и решительность оставили меня в то
время, когда Карл Иваныч и Володя подносили свои подарки, и
застенчивость моя дошла до последних пределов: я чувствовал,
как кровь от сердца беспрестанно приливала мне в голову, как
одна краска на лице сменялась другою и как на лбу и на носу
выступали крупные капли пота. Уши горели, по всему телу я
чувствовал дрожь и испарину, переминался с ноги на ногу и не
трогался с места.
- Ну, покажи же, Николенька, что у тебя - коробочка или
рисованье? - сказал мне папа. Делать было нечего: дрожащей
рукой подал я измятый роковой сверток; но голос совершенно
отказался служить мне, и я молча остановился перед бабушкой. Я
не мог прийти в себя от мысли, что вместо ожидаемого рисунка
при всех прочтут мои никуда не годные стихи и слова: как
родную мать, которые ясно докажут, что я никогда не любил и
забыл ее. Как передать мои страдания в то время, когда бабушка
начала читать вслух мое стихотворение и когда, не разбирая,
она останавливалась на середине стиха, чтобы с улыбкой,
которая тогда мне казалась насмешливою, взглянуть на папа,
когда она произносила не так, как мне хотелось, и когда по
слабости зрения, не дочтя до конца, она передала бумагу папа и
попросила его прочесть ей все сначала? Мне казалось, что она
это сделала потому, что ей надоело читать такие дурные и криво
написанные стихи, и для того, чтобы папа мог сам прочесть
последний стих, столь явно доказывающий мою бесчувственность
|
