Книга только для ознакомления
. Иногда я заставал
его и в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже
на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза смотрели с
каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В
комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой
часов с егерем.
Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю:
"Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он
- один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он
говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я
помню, как он рассказывал ее Николаю, - ужасно быть в его
положении!" И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему,
возьмешь за руку и скажешь: "Lieber*) Карл Иваныч!" Он любил,
когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что
растроган.
-----------
*) Милый (нем.).
На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но
искусно подкленные рукою Карла Иваныча. На третьей стене, в
середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две
линейки: одна - изрезанная, наша, другая - новенькая,
собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для
линевания; с другой - черная доска, на которой кружками
отмечались наши большие проступки и крестиками - маленькие.
Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.
Как мне памятен этот угол! Помню заслонку в печи, отдушник
в этой заслонке и шум, который он производил, когда его
поворачивали
|
