Книга только для ознакомления
. Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что колени и
спина заболят, и думаешь: "Забыл про меня Карл Иваныч: ему,
должно быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою
гидростатику, - а каково мне?" - и начнешь, чтобы напомнить о
себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять
штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком
большой кусок на землю - право, один страх хуже всякого
наказания. Оглянешься на Карла Иваныча, - а он сидит себе с
книгой в руке и как будто ничего не замечает.
В середине комнаты стоял стол, покрытый оборванной черной
клеенкой, из-под которой во многих местах виднелись края,
изрезанные перочинными ножами. Кругом стола было несколько
некрашеных, но от долгого употребления залакированных
табуретов. Последняя стена была занята тремя окошками. Вот
какой был вид из них: прямо под окнами дорога, на которой
каждая выбоина, каждый камешек, каждая колея давно знакомы и
милы мне; за дорогой - стриженая липовая аллея, из-за которой
кое-где виднеется плетеный частокол; через аллею виден луг, с
одной стороны которого гумно, а напротив лес; далеко в лесу
видна избушка сторожа. Из окна направо видна часть террасы, на
которой сиживали обыкновенно большие до обеда. Бывало, покуда
поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту
сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и
смутно слышишь оттуда говор и смех; так сделается досадно, что
нельзя там быть, и думаешь: "Когда же я буду большой,
перестану учиться и всегда буду сидеть не за диалогами, а с
теми, кого я люблю?" Досада перейдет в грусть, и, бог знает
отчего и о чем, так задумаешься, что и не слышишь, как Карл
Иваныч сердится за ошибки
|
