Книга только для ознакомления
.
Тишина, стоявшая в низкорослом полесье, встретила нас, как только мы
выехали за ворота усадьбы.
В Чернобыль мы притащились только к закату и заночевали на постоялом
дворе. Пароход запаздывал.
Постоялый двор держал пожилой еврей по фамилии Кушер.
Он уложил меня спать в маленьком зальце с портретами предков -
седобородых старцев в шелковых ермолках и старух в париках и черных
кружевных шалях. У всех старух были слезящиеся глаза.
От кухонной лампочки воняло керосином. Как только я лег на высокую,
душную перину, на меня изо всех щелей тучами двинулись клопы.
Я вскочил, поспешно оделся и вышел на крыльцо. Дом стоял у прибрежного
песка. Тускло поблескивала Припять. На берегу штабелями лежали доски.
Я сел на скамейку на крыльце и поднял воротник гимназической шинели. Ночь
была холодная. Меня знобило.
На ступеньках сидело двое незнакомых людей. В темноте я их не мог
разглядеть. Один курил махорку, другой сидел сгорбившись и будто спал. Со
двора слышался мощный храп Игнатия Лойолы, - он лег в телеге, на сене, и я
теперь завидовал ему.
- Клопы? - спросил меня высоким голосом человек, куривший махорку.
Я узнал его по голосу. Это был низенький хмурый еврей в калошах на босу
ногу. Когда мы с Игнатием Лойолой приехали, он отворил нам ворота во двор и
потребовал за это десять копеек. Я дал ему гривенник. Кушер заметил это и
закричал из окна:
- Марш с моего двора, голота! Тысячу раз тебе повторять!
Но человек в калошах даже не оглянулся на Кушера
|
