Книга только для ознакомления
. Вопреки моим опасениям Прокофьев охотно согласился.
Он сидел в Красноводске, дожидаясь парохода на Кара-Бугаз. Пароход
застрял в Гассан - Кули, и даже капитан порта не мог сказать точно, когда он
придет, во всяком случае не раньше чем через неделю.
Для записей Прокофьев взял себе два дня. В общежитии он писать не мог.
Топографы сильно заинтересовались его писательскими опытами и начали
изощряться в остроумии насчет "святого вдохновения" и "лавров Шолохова, не
дающих Прокофьеву спать". Прокофьев уходил с утра в Новый город, к своему
приятелю, и писал в его прохладной комнате. В общежитие он возвращался
только вечером, и мы тотчас же шли на окраину города купаться.
Ночь, как бы разведенная на саже, опускалась на море и берег глубокой
тишиной. Мы не видели воды, мы лишь чувствовали ее прохладный уровень на
разгоряченном теле. Постепенно глаза привыкали к темноте, и светоносная
крупа звезд начинала осыпаться вокруг нас, падала в воду; вода слабо
светилась, и, стоя в ней по пояс, мы ясно представляли вокруг себя открытое
и мелкое тропическое море.
Портовые фонари лежали на воде неподвижно, как голубые глаза
глубоководных рыб, поднявшихся в полночь поглазеть на звезды. Море пахло
остро, как пахнут огороды, обильно политые на рассвете. В запахе его были
крепкие соки соли и устриц.
Прокофьев, одеваясь на ощупь в кромешной темноте, говорил, что
писательство - самое тяжелое и заманчивое занятие в мире и что если бы он не
был геологом, то наверняка бы сделался писателем
|
