Книга только для ознакомления
. Удивляюсь, чего ты с ним
так возишься?" А Шурочка, не выпуская изо рта шпилек и не оборачиваясь,
отвечает ему в зеркало недовольным тоном: "Вовсе он не мой, а твой!.."
Прошло еще пять минут, пока Ромашов, терзаемый этими мучительными и
горькими мыслями, решился двинуться дальше. Мимо всего длинного плетня,
ограждавшего дом Николаевых, он прошел крадучись, осторожно вытаскивая
ноги из грязи, как будто его могли услышать и поймать на чем-то нехорошем.
Домой идти ему не хотелось: даже было жутко и противно вспоминать о своей
узкой и длинной, об одном окне, комнате со всеми надоевшими до отвращения
предметами. "Вот, _назло ей_, пойду к Назанскому, - решил он внезапно и
сразу почувствовал в этом какое-то мстительное удовлетворение. - Она
выговаривала мне за дружбу с Назанским, так вот же назло! И пускай!.."
Подняв глаза к небу и крепко прижав руку к груди, он с жаром сказал про
себя: "Клянусь, клянусь, что я в последний раз приходил к ним. Не хочу
больше испытывать такого унижения. Клянусь!"
И сейчас же, по своей привычке, прибавил мысленно:
"Его выразительные черные глаза сверкали решимостью и презрением!"
Хотя глаза у него были вовсе не черные, а самые обыкновенные -
желтоватые, с зеленым ободком.
Назанский снимал комнату у своего товарища, поручика Зегржта. Этот
Зегржт был, вероятно, самым старым поручиком во всей русской армии,
несмотря на безукоризненную службу и на участие в турецкой кампании
|
