Книга только для ознакомления
. Он все ходил взад и вперед
и по временам делал убедительные жесты, обращаясь, впрочем, не к Ромашову,
а к двум противоположным углам, до которых по очереди доходил. - Это время
моей свободы, Ромашов, свободы духа, воли и ума! Я живу тогда, может быть,
странной, но глубокой, чудесной внутренней жизнью. Такой полной жизнью!
Все, что я видел, о чем читал или слышал, - все оживляется во мне, все
приобретает необычайно яркий свет и глубокий, бездонный смысл. Тогда
память моя - точно музей редких откровений. Понимаете - я Ротшильд! Беру
первое, что мне попадается, и размышляю о нем, долго, проникновенно, с
наслаждением. О лицах, о встречах, о характерах, о книгах, о женщинах -
ах, особенно о женщинах и о женской любви!.. Иногда я думаю об ушедших
великих людях, о мучениках науки, о мудрецах и героях и об их удивительных
словах. Я не верю в бога, Ромашов, но иногда я думаю о святых угодниках,
подвижниках и страстотерпцах и возобновляю в памяти каноны и умилительные
акафисты. Я ведь, дорогой мой, в бурсе учился, и память у меня чудовищная.
Думаю я обо всем об этом, и случается, так вдруг иногда горячо прочувствую
чужую радость, или чужую скорбь, или бессмертную красоту какого-нибудь
поступка, что хожу вот так, один... и плачу, - страстно, жарко плачу...
Ромашов потихоньку встал с кровати и сел с ногами на открытое окно, так
что его спина и его подошвы упирались в противоположные косяки рамы
|