Книга только для ознакомления
. Лишь изредка он
отрывался, чтобы передохнуть.
Он писал по ночам под немолчный гул моря. Этот привычный шум не только не
мешал, но даже помогал ему. Мешала, наоборот, тишина.
Однажды поздней ночью Федин разбудил меня и взволнованно сказал:
- Ты знаешь, море молчит. Пойдем послушаем на террасу.
Глубокая, казалось, мировая тишина остановилась над берегом. Мы затихли,
чтобы уловить в темноте хотя бы слабый плеск волны, но ничего не могли
услышать, кроме звона в ушах. Это звенела наша кровь. В высокой, тоже
какой-то всемирной мгле тускло светили звезды. Мы, привыкшие к
беспредельному морскому шуму, были даже подавлены этой тишиной. Федин в ту
ночь не работал.
Все это - рассказ о непривычной для него обстановке, в какой ему пришлось
работать. Мне думается, что эта простота и неустроенность жизни напомнили
ему молодость, когда мы могли писать на подоконнике, при свете коптилки, в
комнате, где замерзали чернила, - при любых условиях.
Невольно наблюдая за Фединым, я узнал, что он садился писать только в том
случае, если очередная глава была строго обдумана, выверена, обогащена
размышлениями и воспоминаниями, если она складывалась в сознании вплоть до
отдельных фраз.
Федин, перед тем как писать, очень пристально всматривался в эту свою
будущую вещь, всматривался под разными углами и писал только то, что ясно
видел, и притом в законченной связи с целым
|
