Книга только для ознакомления
. Опять послышался подпоручику короткий хриплый звук, и
в душе у него шевельнулась жуткая жалость.
- Ты хотел убежать? Надень же шапку. Послушай, Хлебников, я теперь тебе
не начальник, я сам - несчастный, одинокий, убитый человек. Тебе тяжело?
Больно? Поговори же со мной откровенно. Может быть, ты хотел убить себя? -
спрашивал Ромашов бессвязным шепотом.
Что-то щелкнуло и забурчало в горле у Хлебникова, но он продолжал
молчать. В то же время Ромашов заметил, что солдат дрожит частой, мелкой
дрожью: дрожала его голова, дрожали с тихим стуком челюсти. На секунду
офицеру сделалось страшно. Эта бессонная лихорадочная ночь, чувство
одиночества, ровный, матовый, неживой свет луны, чернеющая глубина выемки
под ногами, и рядом с ним молчаливый, обезумевший от побоев солдат - все,
все представилось ему каким-то нелепым, мучительным сновидением, вроде тех
снов, которые, должно быть, будут сниться людям в самые последние дни
мира. Но вдруг прилив теплого, самозабвенного, бесконечного сострадания
охватил его душу. И, чувствуя свое личное горе маленьким и пустячным,
чувствуя себя взрослым и умным в сравнении с этим забитым, затравленным
человеком, он нежно и крепко обнял Хлебникова за шею, притянул к себе и
заговорил горячо, со страстной убедительностью:
- Хлебников, тебе плохо? И мне нехорошо, голубчик, мне тоже нехорошо,
поверь мне
|
