Книга только для ознакомления
.
Веткин стоял уже на столе и пел высоким чувствительным тенором:
Бы-ы-стры, как волны-ы,
Дни-и нашей жиз-ии...
В полку было много офицеров из духовных и потому пели хорошо даже в
пьяные часы. Простой, печальный, трогательный мотив облагораживал пошлые
слова. И всем на минуту стало тоскливо и тесно под этим низким потолком в
затхлой комнате, среди узкой, глухой и слепой жизни.
Умрешь, похоронят,
Как не жил на свете... -
пел выразительно Веткин, и от звуков собственного высокого и
растроганного голоса и от физического чувства общей гармонии хора в его
добрых, глуповатых глазах стояли слезы. Арчаковский бережно вторил ему.
Для того чтобы заставить свой голос вибрировать, он двумя пальцами тряс
себя за кадык. Осадчий густыми, тягучими нотами аккомпанировал хору, и
казалось, что все остальные голоса плавали, точно в темных волнах, в этих
низких органных звуках.
Пропели эту песню, помолчали немного. На всех нашла сквозь пьяный угар
тихая, задумчивая минута. Вдруг Осадчий, глядя вниз на стол опущенными
глазами, начал вполголоса:
- "В путь узкий ходшие прискорбный вси - житие, яко ярем, вземшие..."
- Да будет вам! - заметил кто-то скучающим тоном. - Вот прицепились вы
к этой панихиде. В десятый раз.
Но другие уже подхватили похоронный напев, и вот в загаженной,
заплеванной, прокуренной столовой понеслись чистые ясные аккорды панихиды
Иоанна Дамаскина, проникнутые такой горячей, такой чувственной печалью,
такой страстной тоской по уходящей жизни:
- "И мне последовавшие верою приидите, насладитеся, яже уготовах вам
почестей и венцов небесных
|
