Книга только для ознакомления
.
Нюрка ставила самовар и пила с нами чай, громко высасывая его из
блюдечка. На все тихие речи Катерины Ивановны Нюрка отзывалась только одними
словами:
- Ну вот еще! Чего выдумали!
Я ее стыдил, но она и мне говорила:
- Ну вот еще! Будто я ничего не понимаю, будто я совсем серая!
Но на деле Нюрка, пожалуй, единственная любила Катерину Ивановну. И вовсе
не за то, что иногда Катерина Ивановна дарила ей то старую бархатную шляпу с
чучелом птицы колибри, то стеклярусовую наколку или желтое от времени
кружевце.
Катерина Ивановна жила когда-то с отцом в Париже, знала Тургенева, была
на похоронах Виктора Гюго. Она рассказывала мне об этом, а Нюрка говорила:
- Ну вот еще! Чего выдумали! Но Нюрка долго не засиживалась и уходила
домой укладывать спать "своих младшеньких".
Катерина Ивановна никогда не выпускала из рук старенькую атласную
сумочку. Там у нее хранились все ее богатства: письма Насти, скудные деньги,
паспорт, фотография той же Насти - красивой женщины с тонкими изломанными
бровями и затуманенным взглядом - и пожелтевшая фотография самой Катерины
Ивановны, когда она была еще девушкой, - воплощение нежности и чистоты.
Катерина Ивановна никогда ни на что не жаловалась, кроме как на
старческую слабость. Но я знал от соседей и от бестолкового доброго старика
Ивана Дмитриевича, сторожа при пожарном сарае, что у Катерины Ивановны - не
жизнь, а одно горе горькое
|
