Книга только для ознакомления
.
Раиса с треском сложила веер.
- О, подлец-мерзавец! - прошептала она трагически и быстро пошла через
залу в уборную.
Все было кончено, но Ромашов не чувствовал ожидаемого удовлетворения, и
с души его не спала внезапно, как он раньше представлял себе, грязная и
грубая тяжесть. Нет, теперь он чувствовал, что поступил нехорошо, трусливо
и неискренно, свалив всю нравственную вину на ограниченную и жалкую
женщину, и воображал себе ее горечь, растерянность и бессильную злобу,
воображал ее горькие слезы и распухшие красные глаза там, в уборной.
"Я падаю, я падаю, - думал он с отвращением и со скукой. - Что за
жизнь! Что-то тесное, серое и грязное... Эта развратная и ненужная связь,
пьянство, тоска, убийственное однообразие службы, и хоть бы одно живое
слово, хоть бы один момент чистой радости. Книги, музыка, наука - где все
это?"
Он пошел опять в столовую. Там Осадчий и товарищ Ромашова по роте,
Веткин, провожали под руки к выходным дверям совершенно опьяневшего Леха,
который слабо и беспомощно мотал головой и уверял, что он архиерей.
Осадчий с серьезным лицом говорил рокочущей октавой, по-протодьяконски:
- Благослови, преосвященный владыка. Вррремя начатия служения...
По мере того как танцевальный вечер приходил к концу, в столовой
становилось еще шумнее. Воздух так был наполнен табачным дымом, что
сидящие на разных концах стола едва могли разглядеть друг друга
|
