Книга только для ознакомления
... - вспыхнул Ромашов. - Сам знаю, что это
смешно и пошло... Но я не стыжусь скорбеть о своей утраченной чистоте, о
простой физической чистоте. Мы оба добровольно влезли в помойную яму, и я
чувствую, что теперь я не посмею никогда полюбить хорошей, свежей любовью.
И в этом виноваты вы, - слышите: вы, вы, вы! Вы старше и опытнее меня, вы
уже достаточно искусились в деле любви.
Петерсон с величественным негодованием поднялась со стула.
- Довольно! - сказала она драматическим тоном. - Вы добились, чего
хотели. Я ненавижу вас! Надеюсь, что с этого дня вы прекратите посещения
нашего дома, где вас принимали, как родного, кормили и поили вас, но вы
оказались таким негодяем. Как я жалею, что не могу открыть всего мужу. Это
святой человек, я молюсь на него, и открыть ему все - значило бы убить
его. Но поверьте, он сумел бы отомстить за оскорбленную беззащитную
женщину.
Ромашов стоял против нее и, болезненно щурясь сквозь очки, глядел на ее
большой, тонкий, увядший рот, искривленный от злости. Из окна неслись
оглушительные звуки музыки, с упорным постоянством кашлял ненавистный
тромбон, а настойчивые удары турецкого барабана раздавались точно в самой
голове Ромашова. Он слышал слова Раисы только урывками и не понимал их. Но
ему казалось, что и они, как звуки барабана, бьют его прямо в голову и
сотрясают ему мозг
|