Книга только для ознакомления
.
Кажется, я никогда не забуду черный и липкий от краски, грубый
деревянный стул у открытого окна типографии. За окном, за железной ржавой
решеткой, висели, чуть поникнув от зноя, листья каштанов. Не забуду лиловый
блеск на асфальте во дворе и сырую гранку с оттиснутыми на ней строчками
стихов неизвестного мне поэта:
Закаты в августе! Плывут издалека Полей дыхания и ветерки тугие, И
снежные встают над горем облака, Такие белые, что даже голубые...
На полях корректор написал жирным синим карандашом: "Не над горем, а
над морем". Я прочел эту отметку корректора и подумал, что наборщик ошибся
не так уж плохо. Почему не могут встать над человеческим горем облака, как
образчик умиротворяющей красоты, как отвлечение, врачующее сердце?
Но в тот вечер, о каком идет речь, в типографии было шумно. Еще со
двора я услышал негодующий голос Изи Лившица и хохот наборщиков.
Когда я вошел в типографию, Изя Лившиц бросился ко мне, размахивая
сырой, только что оттиснутой гранкой с некрологом Костанди.
- Кто дал в газету эту гнусность? - закричал он с такой яростью, что у
него побелели даже глаза.- Какой негодяй?!
- Крупник,-растерянно ответил я.
- Я так и знал. Подонок! Шантажист!
- А что случилось?
- Случилась чрезвычайно интересная вещь.- Изя зловеще усмехнулся.-
Чрезвычайно интересная. Чтобы его стукнуло брашпилем по башке, этого вашего
"короля репортеров"! Случилось одно пустяковое обстоятельство
|
